История игральных карт в России

Карты в России

Карточная игра в России насчитывает более четырех столетий. Одно из первых упоминаний о картах есть в относящемся к XVI веку перечне мирских «неисправлений» рязанского епископа Кассияна. В вышедшем в 1649 году «Уложении» — своде законов царя Алексея Михайловича — карточная игра приравнивалась к тяжким преступлениям и жестоко каралась, вплоть до смертной казни. Тем не менее в описях имущества царского двора XVII века карточные колоды упоминаются неоднократно — очевидное доказательство того, что двору не была чужда эта забава. По свидетельству И.Е.Забелина, в 1635 году для царской семьи были куплены па торгу молотковые карты (так назывались карты первого разбора от первых гравированных оттисков). Примерно в то же время иконнику Оружейной палаты Никифору Бовыкину «было велено вновь написать потешную игру карты по золоту цветными красками в хоромы царевичу».


Карты в Россию пришли двумя путями — через Германию и Польшу, отсюда и двойное название мастей: пики (французский вариант) и вини (немецкий вариант), трефи (французский вариант) и желуди (немецкий вариант).

В 1761 году карточные игры разделили на коммерческие (разрешенные) и азартные (запрещенные). В первых большое значение имело мастерство, умение игрока запоминать карты и игровые ситуации. В азартных играх, таких как «фаро» («фараон»), «квинтич» и «штосе», столь часто упоминающихся в русской литературе, выигрыш зависел только от фортуны. Однако, как писал в 1860 году некто Д.Зоркин в своей книге «О плутнях карточной игры», «всякая игра азартна, когда в игроках есть азарт!» Азартные игры постоянно запрещались царскими указами. Недозволенными объявлялись и коммерческие игры, если на кону были крупные деньги или имущество. Но, как говорил все тот же Зоркин, «трудно вырвать кость у собаки». Игра продолжалась.

Основной поток карточных колод шел из-за границы. В России же их изготавливали отдельные частные лица. В 1765 году, при Екатерине II, был введен специальный налог на торговлю картами в пользу Воспитательных домов в Петербурге и Москве. Пошлина на привозные карты была в два раза выше, чем на отечественные. Так продолжалось до 1798 года, когда была построена Александровская мануфактура под Петербургом. В 1817 году указом Александра I ей было дано монопольное право на производство карт. На них всегда ставился штамп с изображением пеликана, кормящего птенцов своим мясом, и надписью по-латыни или по-русски: «Себя не жалея питает птенцов».



Русские карты долгое время не отличались каким-либо явным своеобразием, повторяя европейские образцы. Но вот во второй половине XIX века Александровская мануфактура начала выпускать карты по рисункам академика исторической живописи А.И.Шарлеманя (1826— 1901).

На рубеже XIX—XX веков эскизы игральных карт выполнили художники И.О.Микешин и И.Я.Билибин. Они привнесли в этот вид графического искусства новые образы, взятые из народных сказок, и стилистику русского модерна. В 1911 году в Петербурге вышли карты «Русский стиль». Их эскизы, изготовленные на немецкой фабрике Дондорфа, были на тему последнего придворного бала в русском стиле, состоявшегося зимой 1903 года. Весь цвет русской аристократии во главе с императорской четой предстал здесь в великолепных костюмах, повторявших царские и княжеские одежды XVII века. Карты этой колоды с золотым обрезом украшала нарядная рубашка с ковровым узором.

Надо сказать, что русские карты — это не только образцы графического искусства и отражение русского быта ушедших веков. С одной стороны, умение играть в карты, наряду со знанием французского, танцами и верховой ездой, считалось признаком светской образованности. С другой — карты, бывшие, по словам П.В.Вяземского, «одной из непреложных и неизбежных стихий» в России, во многом отражали философию русской жизни XVIII —XIX веков. Это с максимальной точностью выразил персонаж лермонтовского «Маскарада»: "Что ни толкуй Вольтер — или Декарт, Мир для меня — колода карт, Жизнь — банк: рок мечет, я играю, И правила игры я к людям применяю."

Жизнь известных карточных игроков — это целая вереница занимательных авантюрных историй и исторических анекдотов. Среди них — баснописец И.А.Крылов, умный и расчетливый игрок, отдавший игре много лет, видевший в ней способ зарабатывания денег и обретения независимости. Много было написано мелом по зеленому сукну такими великими литераторами, как Пушкин, Некрасов, Достоевский. Карты превратили жизнь композитора А.А.Алябьева, гусара, ближайшего друга А.С.Грибоедова и Дениса Давыдова, в авантюрный роман. Бесстрашный воин, рыцарь по отношению к дамам, вместе с тем — азартный игрок (карты входили в обязательный набор гусарских занятий), автор знаменитого «Соловья» воплощал в себе тот романтизированный тип гусара, который возник в общественном сознании после войны 1812 года. После ссоры за карточным столом в собственном доме он был заподозрен в убийстве. После суда композитор и гусар был лишен чинов, орденов, дворянства. Долгие 20 лет он провел в ссылке, категорически отказавшись выполнять возложенную на него епитимью — публичное покаяние три раза в неделю. Внезапные переходы от роскоши и богатства к нищете и обратно были обычным уделом карточного игрока.

В годы царствования Александра I на карточной игре лежала печать вольнодумства — император не любил ни карты, ни картежников. В представлении «золотой молодежи» это только прибавляло картам привлекательность. Карточная игра приобрела характер романтического бунта против рутинности и жестокости реальной жизни. Она была подобна маскараду, где люди, чьи лица скрывала маска, были способны на поступки и слова, немыслимые в обыденной жизни. Карты, подобно той же маске, раскрепощали страсти и обнажали эмоции. Соответствующими были и понятия чести и честности у молодых дворян. Отдача карточного долга была как раз делом чести, поскольку кредитор в этом случае не находился под защитой закона и властей. Честь и честность представлялись понятиями разными. Честный поступок могли и презирать, если бы заподозрили человека в трусости.

Однако постепенно карточная игра утрачивала характер вольнодумства. В правление Николая I карты вновь стали обычным занятием при дворе. Им уже не суждено было исчезнуть из русского быта. Их популярность только возрастала. Автор брошюры «О карточной забаве», вышедшей в 1914 году, отмечал, что «азартными играми и особенно игрою в карты вытеснены почти все невинные развлечения. Карточною игрою ныне увлекаются и старые и малые, богачи и бедняки, высокопоставленные чины и простые рабочие». Расцвет игорного бизнеса пришелся на начало XX века, появилось множество клубов, где основным занятием стала игра в карты. Но уже никогда картам не суждено было сыграть такую роль, как в конце XVIII — первой половине XIX века.

Выигрыш или проигрыш в серьезной игре воспринимался как знак судьбы. Знаменитый игрок, бретер, авантюрист, и в то же время — доблестный герой войны 1812 года, Федор Толстой-Американец убил на дуэлях одиннадцать человек. Впоследствии, потеряв одиннадцать детей, он каждую личную утрату отмечал в поминальной книге коротким словом «квит». Жизнь свою граф закончил, будучи очень религиозным человеком, проведя остаток лет в постоянных молитвах.


Еще более таинственный флер окутывал карточные гадания в период Средневековья для предсказания судьбы люди начали использовать таро. Каждой карте в колоде, а также разным их сочетаниям и комбинациям придавался особый смысл. Среди карт выбиралась одна, которой отводилась роль оракула судьбы, а разные масти выступали в роли определенных символов: черви — это любовь, бубны — деньги, пики — ненависть, трефы — предприимчивость. Изображение фокусника означало совет, императора — волю или желание, дьявола — болезнь, звезд — надежду и т.д.

К середине XVIII века Францию захватила мода на карточные гадания, а ее апогей пришелся на период революционных потрясений, когда тысячи людей были в растерянности, обеспокоенные своим неопределенным будущим. В 1770 году появилось имя Аллиэтта (и его анаграмма Этелла), которое вскоре стало синонимом карточного гадания. За этим именем скрывался молодой и предприимчивый парижский парикмахер, сумевший удачно применить игральные карты к гаданию, придав определенные значения множеству комбинаций.


Принципиально новые карты, созданные специально для гадания, связаны с именем мадемуазель Ленорман. Умная, хорошо образованная юная особа, постоянная участница светских салонов, поэтесса, она в начале XIX века стала легендарной гадалкой. К ней обращались многие знаменитые люди не только Франции, но и всей Пиропы. Ленорман предсказала Наполеону его печальную кончину на острове Святой Елены, предрекла судьбы императрице Жозефине, Дантону, Талейрану; от русского царя Александра I за свои гадания получила перстень с огромным бриллиантом.

В России гадательные карты появились тоже в XVIII веке. В основном они представляли собой черно-белые или раскрашенные гравированные картинки с надписями. Много было рукодельных карт с надписями, содержание которых полностью зависело от таланта и грамотности автора. В одной из самодельных колод на карте под значением короля, например, было написано: «король винной. 1. Великое сердце имеет на тебя тот о ком ты думаешь. 2. Вы в щастии пребывали как лоза расцветала. 3. Новый любовниц у вас будет».



Повальное увлечение карточными гаданиями в пушкинскую пору охватило «золотую молодежь». Петербургская гадалка Александра Филипповна Кирхгоф, за свое имя получившая у молодых повес кличку «Александр Македонский», была в России не менее популярной личностью, чем мадемуазель Ленорман у себя на родине. Русская гадалка прославилась в истории том, что предсказала А.С.Пушкину гибель в возрасте 37 лет «от белой лошади или белого человека». По отзывам друзей, поэт имел страсть выпытывать будущее и был убежден, что «ведьма не могла обмануть». Заядлые дуэлянты сделали особым ритуалом обязательный визит к гадалке Кирхгоф накануне поединка. У этой гадалки побывал весь светский Петербург. Уже после гибели Пушкина юный М.Ю.Лермонтов услышал от нее дату своей смертельной дуэли, как оказалось, предсказанную с поразительной точностью.

В то же время вера в предсказания иногда принимала самые трагикомичные формы. М.И.Пыляев описывает известную в тридцатые годы XIX века одну оригинальную личность, «которая где бы ни появлялась, сейчас же засыпала». Это был очень богатый помещик. Сонливое же состояние его объяснялось тем, что в молодости, будучи в Париже, он побывал у Ленорман, которая решила позабавиться над недалеким визитером, предсказав ему смерть в собственной постели. После возвращения он выб]юсил из дома все постельные принадлежности. С тех пор всюду стала появляться его постоянно дремлющая личность, не имевшая никакой возможности отдохнуть в постели. «Перед кончиной, несмотря на его последние усилия, на жалобный стон, на слезящиеся глаза, его все-таки силой уложили в кровать. Предсказание Ленорман сбылось после пятидесятилетнего добровольного нравственного мученичества».

Однако, как и карточные игры, гадания могли быть просто способом проведения досуга или выражением сентиментальных настроений. Е.И.Сабанеева в своих «Воспоминаниях о былом» писала: «Дорогая сестра Сашенька, та никогда не могла выйти из сферы гаданий, толкований снов и разных предчувствий. Она была с детства слабого здоровья: ее так берегли и нежили. Она всегда вела очень праздную жизнь; я ее, право, иначе и не помню, как или в бальном платье, такой прелестной с ее классической красотой, пли же в постели. Понятно, что ее страсть — гадать, мечтать и предчувствовать — была потребностью для того, чтобы сокращать время».

Во второй половине XIX века в России издавалось множество вариантов гадательных карт — это и многочисленные переиздания карт Ленорман, и карты по системе профессора Сведенборга, колоды с изображениями небесных созвездий, карты с различными сюжетными изображениями, сопровождавшимися пословицами и поговорками, которые толковались как предсказания будущей жизни.

Первые карточные игры предполагали участие четырех игроков. Играли, вероятно, за квадратными столами. Сохранившиеся в западноевропейских коллекциях ранние столы квадратной формы на столбообразных ножках, по-видимому, использовались и для этих целей. Письменные источники донесли до нас сведения о том, что для удобства игральные столы покрывали коврами или бархатом. Такие скатерти на больших квадратных столах можно видеть и на редких, дошедших до нас изображениях карточных игр, относящихся к XVII веку.

На форму стола определенно влиял и характер той или иной карточной игры. Распространившийся в XVII столетии сначала в Испании, а затем и по всей Европе омбр (ломбер) был игрой одного главного игрока с двумя противниками, что отразилось на форме специального асимметричного стола с выемками на столешнице для каждого из них. Стол для игры в ломбер мог быть и треугольным. Интересно, что отголоски этой игры, забытой уже к середине XIX века, сохранились в названии всех карточных столов последующих лет — теперь они называются ломберными.

Ломберные столы были одними из наиболее подвижных деталей интерьеров. Стилистически связанные с господствующим стилем, они не были привязаны к архитектурному убранству того или иного помещения, как многие другие произведения мебельного искусства. Часто перемещаемые из одной комнаты в другую, они имели самостоятельное значение и их часто богато декорировали.

В Россию ломберные столы попали в начале XVIII века. Хотя сам Петр I карт не любил, многие его сподвижники, в том числе Александр Меньшиков, наряду с шахматами увлекались и карточной игрой. Именно с тех пор карты начали занимать досуг русской аристократии. Особо популярными они стали в эпоху правления Екатерины II. Редкий дворянский дом обходился без карт, а ломберные столы были обязательной деталью обстановки. В гостиных днем они стояли под трюмо и выполняли роль подзеркальных столов, чтобы вечером выйти на середину комнаты и объединить игроков в этом всеобщем увлечении.



Сама Екатерина вечерами проводила много времени за карточным столом. «Макао», «бостон», «пикет» в кругу приближенных скрашивали долгие вечера великой императрицы. Поскольку денежные ставки законодательно запретила сама Екатерина, игра по обыкновению шла на бриллианты. Часто интимный кружок императрицы собирался в Бриллиантовой комнате дворца, где между прочими драгоценностями хранились скипетр и держава, на стол высыпалась горка драгоценных камней, и начиналась игра из расчета сто рублей за карат.

Карты были почти обязательным занятием на балах для нетанцующих гостей. Екатерина II приказывала ставить ломберные столы для себя и своих карточных партнеров прямо среди танцующей публики. Ирм ее внуке, императоре Александре I, обстановка балов богатых и знатных вельмож часто представляла собой следующую картину, описанную М.И.Пыляевым: «Зал освещался множеством восковых свеч, горевших в хрустальных люстрах и медных стенных подсвечниках. По двум сторонам зала, у стен стояло множество раскрытых ломберных столов, на которых лежало по две колоды нераспечатанных карт. Музыканты размещались у передней стены, на длинных, установленных амфитеатром скамейках: когда гостей съезжалось достаточно, то музыка открывала бал польским, при торжественных случаях — с аккомпанементом хора певчих. Протанцевав минут пять, знатнейшие особы садились за карты, а вместо них начинали отличаться молодые».

Вист, ломбер, брелан, макао, экарте и многие другие игры занимали досуг обитателей и дворцовых
покоев, и скромных домов мелкопоместного дворянства. П.В.Вяземский писал: «Нигде карты не вошли в такое употребление, как у нас». В интерьерной живописи первой половины XIX века часто можно увидеть ломберные столы. А в гостиной П.В.Нащокина, друга Пушкина, изображенной на картине художника Н.И.Подключникова, ломберный стол занимает почетное место преддиванного.

Общественная жизнь в первой половине XIX века сопровождалась карточной игрой не только в России. Вот как в 1826 году выглядел салон леди Гренвил, жены английского посла в Париже: «Мы открываем для гостей весь первый этаж. В оранжерее — ковер на алой подкладке, полторы дюжины диванов; температура та же, что и в жилых комнатах; в бальной зале и гостиных сняты все двери и выставлены окна. На втором этаже открыты три салона, в зеленом салоне пять столов для виста и для экарте, в парадной светло-желтой спальне газеты и альбомы. Внизу в первой столовой до ужина буфет. В час откроется большая столовая с горячим и холодным ужином».



Популярность карточной игры способствовала появлению ломберных столов и в не совсем типичных местах. Когда, начиная с эпохи Реставрации, на французских курортах начали обустраивать постоялые дворы и гостиницы, хозяева — для привлечения богатой, в том числе русской публики — старались создать привычную для нее атмосферу. В каждом номере стояли диван, кресла, пианино и несколько столов для карточной игры. Образцом для французских курортов стал немецкий Баден, и все силы были брошены на то, чтобы переманить к себе богатую и элегантную публику.

Ломберные столы были и непременным атрибутом обстановки клубов, из которых самым известным в России считался Английский клуб. Карточная игра была одним из основных занятий его членов.
Ломберный стол — предмет мобильный и чрезвычайно удобный. Это позволяет использовать его для разных целей. Нередко в кабинетах или библиотеках по вечерам он собирал игроков, а днем был обычным рабочим столом. Удобство и многофункциональность этого предмета делает его вполне жизнеспособным и в современном интерьере.