Колдуны старообрядчества

КОЛДУНЫ КАРЕЛЬСКОЙ СТАРООБРЯДЧЕСКОЙ ОБЩИНЫ (по статье О.М.Фишман)

Ясновидцы и "милостяшки" предрекали смертный час каждого, уподобляясь старообрядческим колдунам и некоторым "знающим".
Одушевление природных и космических сил, вера в их духов, в судьбу вызывали потребность в обращении к ним для оберегания человека, обеспечения благополучия, продолжения жизни , рода. У карелов существует нечеткость в различении функций добра и зла для разных представителей сверхъестественного мира, нечетким было и отношение к людям, вступавшим в силу своего особого "знания" в сношения с этим миром,что очень отчетливо прослеживается в оценке "знающих" , в делении колдунов на тех, кто умел насылать "порчу", и тех, кто снимал ее. 
Образ жизни колдунов, функциональные и эмблематические аспекты их поведения - демонстрация своей "силы", отмеченности, непохожести на остальных означает высокий уровень осознания своей исключительности, принадлежности к "чужому" миру . Их контакты с нечистой силой были обязательны, и если уклонение приводило к наказанию - увечью, гибели, то выполнение, напротив, - к вознаграждению. Источником магических знаний колдуна является нерушимый сговор с теми или иными духами - "хозяевами" леса, озера, реки и т.п., достигаемый путем обмена его (колдуна) души на владение и подчинение нечистой силе, на дар заклятия и "слово-знание". Колдуны, как носители иного начала были отделены от всех остальных членов общества как в жизни, так и в смерти. Особенно интересны в связи с этим весьма противоречивые и сложные представления и понятия о "душе" и "духе". Собранный материал свидетельствует о том, что и архаическое и христианское сознание признает их бессмертными категориями, но в своеобразном преломлении. Архаическая модель бессмертия выражается в представлениях о потустороннем мире и населяющих его духах, о духе-двойнике человека, о духе-смертной силе 40, а также в культе предков - "забудущих людей" (т.е. бессмертие - для всех и каждого). Христианизированная модель предполагает "бессмертие" двоякого рода - для праведников и грешников, что определяется понятиями Страшного Суда, возмездия и наказания, рая и ада.

Колдун, отдавая или завещая свою душу нечистой силе (но не черту-дьяволу), не лишался своего духа-двойника, тем самым бессмертия не был лишен и он. 
Душа (дух) колдуна (как и любого другого человека) уходит "наверх". Смерть его всегда мучительна, в том случае, если он не осуществил передачу - не "сдал чертей" другому, чаще всего кому-то из родственников. В современной быличке об одном из местных колдунов сын по его просьбе поднимается на чердак дома и выбрасывает из окна сковородник с подвязанными к его концам "коробушкой" с чертями и веником, произнося особые слова, сказанные ему умирающим отцом. Поднявшийся вихрь (одна из ипостасей нечистой силы) подхватывает эти предметы, и колдун умирает . 

Многочисленные рассказы о колдунах отличаются ярчайшими подробностями об их образе жизни. В первую очередь подчеркивается, что это люди вне Бога - не крестятся, не молятся, не ходят в часовню; смерть их обычно чрезвычайно тяжела, нередок и трагический уход из жизни; хоронят их отдельно (иногда и за оградой кладбища ). "Помощники", выполняющие приказания колдуна, наделяют их и особой физической силой. Именно этим карелы объясняют особо подчеркиваемую деловую сноровку, "спорость" в крестьянском труде. Вот как рассказывают о колдунье, трагически погибшей в 1989 г. - "ела на ходу, вставала рано, уже в 5 часов у нее печка топилась, ни у кого еще сено не убрано, а у нее уже стог стоит. "Черти" постоянно требовали работы, и если ее не оказывалось, то колдун просил их, к примеру, "веревки из песка вить" . Оказавшись без дела, "черти" набрасывались на своего хозяина. 
Диапазон "тайных" знаний владельца чертей был разнообразен, отчасти индивидуален и основывался на особом "видении" чужого мира, умении распознавать его образы, знать его язык, правила и нормы поведения. Способности колдовать, чаровать, толковать сны, приметы, знамения, насылать порчу, "навязывать чертей", оборачивать людей в животных, лишать их половой силы, вызывать неурожай, эпидемии, эпизоотии колдуны направляли не только во вред человеку, но и, нарушая границы дозволенного для верующих людей, им во благо: "искали" пропавших людей и скот; знали и давали пастухам заговоры - "обходы", снимали сглаз, "отводили" людей, находили воров и заставляли возвращать украденное.

Самым известным карельским колдуном еще в недавнее время был Василий Иванов (ум. в 1963 г.), по прозвищу Мутя, Мутяшов . Никогда не крестился, не ходил на исповедь; не нуждаясь в помощи и заступничестве Бога на фразу "Бог в помощь", всегда говорил: "Положи здесь". Из многих рассказов о Муте видно, что он владел некими безобидными видами колдовства, направленными исключительно на собственное благополучие и достаток. У него "водились черти", имевшие облик трех девок, помогавших ему в работе: "все у него в руках горело, быстро работал". По просьбе дедко Мути, люди, оказавшиеся рядом с ним в поле или лесу, всегда предупреждали о своем появлении криком. Его "чертихи" не христианские черти-дьяволы; в их облике,скорее,прогладывают черты местных внехристианских -"хозяев" окружающего мира - леших, водяных, полевых, домовых. Он владел различными способами "вызова" и общения с нечистой силой - прежде всего "диким" языком - "очень ругаться любил, материться". Используемое им так называемое ритуальное сквернословие, не рассматривалось односельчанами как что-то циничное, а, напротив, считалось допустимым для него. В.Иванову приходилось, как и всем другим колдунам, постоянно "давать чертям работу", иначе те "трепали его","он часто бывал битым". Каждое посещение бани становилось для Мути своего рода обрядом колдовской инициации — он всегда мылся один, мытье сопровождалось слышными по всей деревне руганью, шумом драки; несколько раз выходил он из бани не только битым, но и ошпаренным. Особенно уверенно чувствовал себя, видимо, в водной стихии. Известны несколько рассказов о том, как "выручали" его черти на озере. О способе вызывания "чертих" известно со слов очевидца, приезжего молодого человека, изъявившего желание "перенять" у него чертей: на челе печи колдун водил безымянным пальцем левой руки, смоченным в наговоренной воде, после чего, как бы появились плясавшие маленькие чертихи. Помимо этой попытки "сдать" чертей были и другие, особенно перед смертью, что ему и удалось, так как умер он легко. Подтверждением акта передачи чертей по наследству детям считают гибель его сына, которого нечистая сила "задавила"; колдовские способности двух его дочерей, одна из них могла "развести любую семью", "искала людей и скот", давала "обходы" пастухам, которые зарывали их в "мурашевник". Как и отца, ее отличала ловкость и сноровистость в работе. Исключительной была и смерть колдуньи - ее заколола в хлеву корова, что объясняют однозначно: "видно ока корове мохнатым (т.е. чертом) показалась.

Колдун, будучи вне правил и норм поведения старообрядческой общины - религиозных понятий "чистоты", греха, души, рая и ада, не был вместе с тем и прямым слугой христианского дьявола, а, скорее, верным служителем низших демонов - покровителей конкретных природных сил, представителей мира предков. Тем самым колдуны сохраняли "родовое" архаичное сознание и отношение к "иному" миру, существование которого впрямую и не отвергалось православием, в связи с чем жизнь колдунов не порицалась, так как у них была своя судьба, не ими избранная и определенная.
Люди же всегда старались избегать колдунов, кроме того. страх, как и чувство "неизвестного" и как боязнь наказуемости (страха Божьего), присутствует у рядового члена общины при обращении к посредничеству колдуна. Но у колдуна проблемы страха и греха лежат в ином измерении. И если владелец чертей и подвергался осуждению и наказанию, то не за христианский грех служения нечистой силе, а за реальный вред, ущерб - т.е. преступление. Магические, регулятивные и социальные функции колдунов и знахарок в поддержании миропорядка не менее значимы, чем служение Богу и религиозное рвение "отче" и "книжниц".
В слиянии "старой веры" и "старой магии" проявились универсальные возможности человеческого духа; нерасчлененностъ благочестия и греховности, "доброго" знания и "злого" очевидны для всей карельской культуры, что стереоскопично проявляется в образе жизни и поведении лидеров группы, владевших более глубоким, чем коллектив, пониманием сути явлений и связей.