Ассоциативное видение Рун

Феху

Спокойное море сияло богато расшитой парчою,
Ловила лучи золотые зеркальная ясная гладь.
“Улов у нас нынче хороший, богаче вчерашнего вдвое!
Пора поворачивать к дому, нам больше уже не поднять!”

Последние вынуты сети, и к берегу манит дорога.
Гребцы уже сели на вёсла, душой устремившись домой.
Вдруг юный мальчишка-ныряльщик сказал: “Погодите немного,
Хочу привезти своей милой причудливый камень морской!”

Нырнул, не дождавшись ответа – лишь волны лениво сомкнулись,
“Влюблённым содействуют Боги!” – смеются в усы рыбаки.
Им вспомнились жёны, подруги… Все дружно о чём-то вздохнули -
Ведь сами таскали когда-то немало диковин морских.

Вот вынырнул смелый мальчишка, в глазах удивленье мелькает,
В руке держит явно не камень. Но что? Сундучок небольшой.
Открыли – а там золотые монеты на солнце сверкают.
“Вот это подарок на свадьбу! Поплыли скорее домой!!”

Уруз

“Посмотри как сверкают глаза! Этот раб словно бык!
Я его покупаю, он молод, здоров и силён.
Необузданный нрав усмирим, гнули и не таких,
Я плачу за него двести сорок серебряных крон!”

“Ты был первым, кто смеет назвать меня жалким рабом!
Ты же будешь последним – я крепко запомнил тебя!”
Звякнув цепью тяжелой, от гнева уже вне себя,
Он впечатал противника в землю, взмахнув кулаком.

“Да, ты вспомнишь меня!” - поднимаясь, оскалился Хрольв, -
“Я отправлю тебя на тот свет, и рабом ты умрёшь!”
А закованный молча смотрел, как начавшийся дождь
Понемногу смывает с лица грязно – бурую кровь.

Подошли ещё двое: “Мы завтра выходим в поход,
Нам как раз пригодится в команде такой вот силач!
Платим золотом!” Толстый торговец тайком утёр пот:
“Неужели избавился? День несомненных удач!”

“Как ты в цепи, берсерк, угодил? Ты не раб! Угадал?”
“Это долгий рассказ – если случай придёт - расскажу”.
Шторм. Швыряет драккар как игрушку, взбесившись, вода.
“Ульву руки разбило. Тебя на весло посажу”.

“Эй, Торгрим, посмотри, полосатый вон парус вдали!
Это Хрольва скорлупка!” – вскричал самый зоркий из всех.
“Ну, не зря, значит, Норны судьбу нашу вместе сплели,
Сами Боги послали его. Что ж, удачи, берсерк!”

Засверкали глаза, сила дикая бьёт через край,
“Хрольв, я помню тебя! За “раба” ты получишь сполна!”
Взмах секиры. Внезапная вспышка. И мёртвый корабль
Поглотила, поднявшись впоследне, морская волна…

Турисаз (Врата)

Хочешь, я расскажу тебе сказку? Закрой глаза.
Я буду тебе говорить, а ты слушай и представляй.
В одном королевстве дальнем было у короля
Три сына, почти уже взрослых. Могу я о них сказать,

Что разными были - старший умел понимать зверей,
Любого, самого страшного, мог шутя приручить.
Средний силён был, словно двенадцать богатырей,
А младший был просто добрым. Умел прощать и любить.

И вот настал такой день, когда братья пустились в путь.
Ну, в сказках вроде бы так – захотелось увидеть свет.
Доехали до развилки. Есть камень, – а надписей нет.
И как теперь догадаться, куда сейчас повернуть?

Собрали совет. И старший решил спросить у коней,
Средний внёс предложение камень убрать с пути,
А младший, заслушавшись пением сладкоголосых птиц,
Сказал: вон ещё тропинка, там нет никаких камней.

Тропинка вела прямёхонько в самый дремучий лес.
И вот впереди живая стена из колючих кустов.
И старший сказал: ох братцы, не хочется туда лезть!
А средний сломал дубинку: Да что мы, в конце концов! -

И с силою размахнулся. И сделал в кустах проход.
А младший (ну, так получилось) первым туда рванул.
По кронам высоких деревьев прошёл возмущённый гул –
И снова кусты сомкнулись, и младший пошёл вперёд.

Глянув вокруг, он понял, что мир перед ним другой.
И сам изменился – прежней осталась лишь малая часть.
…А там, где оставил братьев, был лес, тропа и покой,
Но как ни стремись назад – обратно уже не попасть...

Ансуз

“Поздравляю, хозяин, с сыном! – вышла старая повитуха, -
Он родился здоровым, крепким, только странный знак на лице:
Небольшой полумесяц справа на щеке, возле мочки уха.
Для чего он Богами избран, какова этой метки цель –

Мне неведомо. Может позже Боги вам откроют секреты”.
И, простившись, ушла повитуха. Долго жёг её взгляд отца…
… Мальчик рос серьёзным и умным, и в своё десятое лето
Вдруг услышал внутренним слухом незнакомые голоса.

Говорили они о разном – о сражениях и походах,
О смертях говорили скорых, о рождении и любви.
Мальчик щедро делился знаньем, и провидцем прослыл в народе,
Люди знали, что юный Вестник дар священный несёт в крови.

И, внимая вещему Слову, жизнь свою изменяли люди.
Имя Вестника стёрло время, но поныне живёт молва:
Если путь стал слишком извилист, если шаг непомерно труден,
Позови – и Вестник ответит. Ты услышишь его слова.

Райдо (Путь)

Как только спустилась по радуге дева-Заря,
Пришёл к своей милой друг-воин. Пришёл попрощаться:
“Сегодня мы все выступаем в поход за моря,
Не знаю, когда доведётся теперь повстречаться.

Но Смерть на настигнет того, кого милая ждёт!”
А девушка лишь улыбнулась – она уже знала
О том, что готовил давно воевода поход,
И яркий расшитый рушник на дорогу достала.

“Пусть будет дорога твоя как вот этот рушник:
Вот здесь – будет трудно, но справишься. Видишь рисунок?
А здесь, в завитках, очень светлый появится миг –
От раны опасной тебя сберегут эти руны.

Ещё чуть подальше мужайся, предаст побратим -
Смотри, вот узлами - ударами нити петляли.
Рукою моей сами Норны вели - выплетали:
Не всё получается так, как того мы хотим.

А здесь вот пореже ложился рисунок-узор,
И значит, не все скажут жёнам приветное слово.
Но вот твоя нить, ты вернёшься живой и здоровый.
Бери, вот дорога твоя. Пусть поход будет скор”.

Кано

После битвы тяжёлой, почти выбиваясь из сил,
Пять израненных воинов шли, друг за друга держась.
Добредя до поляны, один отдохнуть предложил,
Чтобы раны промыть. Чтобы силы восполнить – хоть часть.

Вечерело уже, нужно было огонь разжигать,
Но – увы! – ни один не сумел приподняться с земли,
И осеннею стылою ночью все пятеро спать
Без огня, без тепла, без молитвы Богам полегли.

А наутро проснулись они, но уже вчетвером -
Ночь не пЕрежил воин, совсем ослабевший от ран.
Проводить бы его золотым погребальным костром,
Но, к несчастью, был влажным сушняк – опустился туман.

И тогда самый старший, всю силу в свой голос вложив,
Обратился с мольбою к Богам. И дошёл его крик.
Заискрились сияньем секиры, мечи и ножи,
Тонкой змейкой огонь в кровь людей понемногу проник.

Встали четверо, полные сил. К телу друга пришли.
И, вздохнув, с благодарностью в небо направили взор –
В изголовье, без дров, поднимаясь всё выше с земли,
Занимался, гудя, золотой погребальный костёр…

Хагал

Было это давно, и припомнят не все старики.
Славный город стоял у широкой спокойной реки,
Процветал этот город, и правил им князь Владислав,
Но однажды весна ему чёрную весть принесла.

Доложили дозорные – с юга великая рать
Надвигается смерчем, и городу не устоять!
Призадумался князь, всю дружину созвал на совет,
Как бы лютым врагам дать достойный и славный ответ.

Победили. Стонала политая кровью земля.
Пир торжественный был – остановлен неведомый враг.
Только вдруг перестали родить, почернели поля,
Где телами усеяла землю сражённая рать.

Да ещё заприметили люди, что холод сырой
С тех полей поднимается смертной и душной волной,
Кто лишь ступит на поле – на свете уже не жилец -
Князь созвал мудрецов, чтоб беде положили конец.

Не смогли мудрецы, не сумели волхвы, ведуны…
Собирая смертельную дань, мор пошёл средь людей.
Плачут матери – злая болезнь не щадит и детей -
Не утихнут никак отголоски той давней войны.

Вот собрали детей, что остались пока на ногах,
Чтоб они обратились с мольбою к великим Богам.
И услышали Боги отчаянный детский призыв –
Заиграли над городом сполохи дикой грозы.

И посыпались градины, землю больную вспоров,
Всё смешалось – стук града и гром, вспышки молний и вой.
…А потом, средь зажжённых волхвами священных костров
Люди тихо склонились над первой зелёной травой…

Наутиз

“Я возьму тебя в ученье, есть в тебе большая сила.
Но условие поставлю – не перечить мне ни в чём!” -
Так девчонке несмышлёной тихо ведьма говорила, -
“Научу всему, что знаю. Ты согласна? Что ж, пойдём!”

Жадно слушала девчонка, всё хватала с ходу, с лёту,
И рвалась расправить крылья: “Мир вокруг такой большой!”
А наставница упорно поручала ей работу,
Что казалась ей ненужной, пресной, скучной и пустой.

И обида застилала сердце юной ученицы:
“Я уже вполне способна делать многое сама!
Мои крылья рвутся в небо, мне полёт высокий снится!”
Но ответила ей ведьма: “Ты сама пришла учиться.
Сила есть в тебе, конечно, только нет ещё ума!”

Проходили дни, недели, зимы вёснами сменялись,
Несмышлёная девчонка стала ведьмой молодой.
И настал момент желанный: “Мы с тобой теперь сравнялись,
Расправляй под ветром крылья – мир вокруг такой большой!”

Иса (Лед)

“Сестричка, а может ли быть среди лета зима?” -
Спросила у старшей сестры пятилетняя Ингрид.
“Наверное, может. Но я не видала сама,
Ложись уже спать, с новым днём будут новые игры -

Ведь завтра у нас будет праздник Поющих Ветров!”
А девочка кукле любимой поправила платье,
Зевнула, легла, пожелала всем радостных снов,
И тут же уснула на новой уютной кровати.

И снится малышке, что кукла её ожила,
И вместе на праздник идут они с лентами в косах,
Но вдруг у какого-то важного дальнего гостя
Кобыла одна из упряжки, заржав, понесла.

А дальше всё кубарем – ветер, отчаянье, крик,
Кобыла несётся на них, и не слушают ноги,
И кукла – живая! – зачем-то лежит на дороге,
И слёзы – её же раздавит копыто! И в миг,

Когда всё, казалось, исправить уже невозможно,
Вдруг крикнула Ингрид: “Зима среди лета, приди!”
И замерло всё. Только сердце рвалось из груди,
Когда наклонялась, чтоб куклу поднять осторожно.

В неистовстве бега кобыла, став вдруг ледяной,
Чуть-чуть не успела копыто впечатать в игрушку...

А Ингрид, проснулась, поплакала тихо в подушку,
И, куклу прижав, вспоминала беседу с сестрой.

Йера

На родном пепелище сидел одинокий старик,
Мелко руки тряслись, тихо слёзы катились из глаз –
Всё огонь поглотил, ничего погорелец не спас,
И родных – никого. А просить у людей не привык.

И нахлынуло горе, и вязкой бессильной тоской
Потянулась из глаз старика беспросветная мгла.
И всё мнилось ему, будто там, где осталась зола,
Стонет, бьётся, кричит бесприютный теперь домовой.

Не заметил старик, как соседка к нему подошла:
“Ты учил мою дочь не плутать по тропинкам лесным,
Ты сумел ей отца заменить, да и мне стал родным…
Вот, возьми – я еды и одежды тебе принесла”.

А за ней прибежали мальчишки весёлой гурьбой:
“Ты нам лодочки делал, а сказкам - утерян уж счёт!
Мы вот рыбы поймали, держи, мы наловим ещё!”
И умчались назад со всех ног - только пыль за спиной.

Следом, хмурясь, большою толпой подошли мужики.
“От сумы да тюрьмы…” - покачал головою один, -
“Ты пока поживи у меня, а потом поглядим,
Может, к лету и выйдет отстроить. А так не с руки –

Ты лечил наших коз и коров, возвращал молоко,
Ты нам сети сплетал – в них большой попадался улов!”
Растерялся старик, не сумев подобрать нужных слов,
Лишь сглотнул подступивший вдруг к горлу невовремя ком.

Эйваз

“Ты доброе дерево, дай мне хоть чуточку сил,
Ведь он меня бьёт толстой палкой за то, что мала!
Смотри, на спине моей шрамы. А мама ждала,
Что он меня будет любить так, как папа любил.

И мама ведь плачет – украдкой, тайком от меня!”
Ладошка доверчиво гладила ствол вековой.
И, к старому ясеню мокрой прижавшись щекой,
Увидела девочка ночь среди белого дня.

Откликнулось дерево. Ветер сказал ей: “Иди”,
И корни огромные стали ступеньками вниз,
Открылся проход, и, не зная, что ждёт впереди,
Шагнула она осторожно. “Другою вернись!” –

Шепнули ей ветви. Закрылась за нею земля.
Но девочка знала, что как только время придёт,
Другою вернётся она. Тех, кто дорог – найдёт,
И будут другие пути. И другие дела.

Перт

“Ты уже взрослая, дочка. Приспела пора
С нашим хозяйством справляться на равных со мною -
Замуж в другую усадьбу выходит сестра,
Так что теперь будешь ты моей правой рукою.

Вон, наш сосед на тебя уже глаз положил,
Пара достойная – справный, надёжный, не строгий.
Да и, опять же, сестру вон отдали чужим,
Ты хоть останешься рядом, всё меньше тревоги”.

Так наставляла хозяйка подросшую дочь.
Связку ключей ей вручила, дала указанье,
Чтоб за порядком следила, а не на свиданья
Бегала к дубу ветвистому каждую ночь.

“В связке твоей - посмотри - есть особенный ключ,
Он от той комнаты, что открывать запрещаю.
Ключ же дала – так я честность твою проверяю,
Ну, уж пора перекидывать рыбу из куч”.

Девушка очень гордилась доверием этим,
С матерью споро делила всё бремя забот.
Но не смирилась она с материнским запретом,
Всё ей покоя особенный ключ не даёт.

И как-то раз среди ночи, дождавшись момента,
В комнату тайную девушка тихо вошла.
Там оказались узлами сплетённые ленты,
Свечи, и Книга, лежащая в центре стола.

И поняла она, чтО ей досталось в наследство,
Вмиг переполнилось сердце осколками снов.
“Что ж, вот теперь ты действительно вышла из детства! -
Девушка вздрогнула, не ожидая соседства, -
Долго ждала я, пока позовёт тебя кровь…”

Альгиз

Под сводом узорчатым тесно сплетённых ветвей,
Лесною тропинкой шёл юноша, бедно одетый.
Спешил он к любимой, и в сумке холщовой своей
Нёс чудо-цветок, ей в подарок, на память о лете.

На этот подарок батрачил он несколько лет,
И вот, наглядеться не может на чудо такое –
Рубин лепестков ловит весело солнечный свет,
Листок изумрудный причудливо выгнут дугою.

Но – долго ли, коротко юноша радостно шёл,
А только лесная коряга за ногу схватила -
Споткнулся, упал. И, ударившись сильно о ствол,
Разбился прекрасный цветок. Сердце такт пропустило.

Заплакал от горя бедняк – ведь ему не суметь
На новый цветок заработать и в несколько жизней!
И принял решение – лучше ему умереть
Чем глянуть в глаза своей милой и грусть её вызвать.

Бедняк огляделся – а рядом лежит озерцо.
И в нём отражаются травы, цветы и, конечно,
Как в чаше огромной, его отразилось лицо,
Не с горечью, нет! А с надеждой и радостью встречи.

И юноша понял - не ту он лелеял мечту!
Нашёл белоснежную лилию, спрятал у сердца…
А с лилией - милой в подарок - принёс красоту,
Любовь и… плечо, чтоб могла на него опереться.

Соулу (Солнце)

- Он умрёт, я уже вижу смерть в изголовье его! –
Говорила знахарка, над раненым низко склонясь.
- Его рана смертельна, и нет на земле ничего,
Что спасти его сможет. Крепитесь, сиятельный князь!

В княжьем тереме будто повисла туманная мгла.
Только раненый хрипло и тяжко с присвистом дышал.
Приглашённая баба-знахарка ушла не спеша,
А в притихшую горницу князева дочка вошла -

Семилетняя девочка. Ей бы играть да играть,
И с подружками бегать на речку да в лес по грибы,
Но она уже знала, чего ожидать от судьбы
И в глазах тёмно-серых немало умела скрывать…

…Улыбнувшись легко и счастливо, открыла окно,
Широко, нараспашку, чтоб Солнца лучи ворвались,
Круглым зеркальцем лучик поймала: “Ну, Смерть, стерегись!”
И пустила вертеться его, словно веретено,

По лицу, по опасной запёкшейся ране грудной,
Разгоняя дыхание смерти и светом смеясь.
Дружно ахнули люди – где луч пробежал золотой,
Отступила болезнь. Поднял девочку на руки князь,

И, в кудряшки её золотые зарывшись лицом,
Глянул мельком на лавку, где раненый воин лежал -
Тот без чьей-либо помощи хлеба краюху держал
И смотрел ясным взглядом, как дочка играет с отцом.

Тейваз

А рассвет разгорался чёрным – злая сила пришла с востока,
Словно призраки Вечной Ночи, порождение тьмы и зла.
Город замер – ему не сладить с ярым натиском сил жестоких,
Ведь защитников – только сотня. А противников - несть числа.

Встали ратники - сотня смелых, закалённых в тяжёлых битвах.
Вышли, зная, что смертью лютой лягут все у родимых стен.
Наказали жёнам и детям обратиться к Богам с молитвой –
“Лучше пусть будет смерть в сраженьи, чем позорный бесславный плен”.

А враги непростыми были – говорили, вожак их грозный
В самом близком родстве со Стылым – тем, что властвует надо льдом,
И ещё говорили люди, что с подвластным ему морозом
Ни один из смертных не сладит ни оружием, ни огнём.

Но, едва закипела битва, на заставу гонец прорвался.
Задыхаясь от быстрого бега, мальчик радостно сообщил:
“Сын родился! Исгред, ты слышишь? До сих пор за себя ты дрался,
А теперь будешь биться втрое – эта новость прибавит сил!”

Полыхнуло сердце Исгреда, ярким пламенем разгорелось,
Всё в нём было – любовь и ярость, боль и сила свились в кулак.
И, зажжённые чистым чувством, полетели, сверкая, стрелы,
Ни одна не пропала даром. Отступил изумлённый враг –

Против Ненависти с Любовью, против силы Ярости, Гнева
Ни родство с великаном Стылым, ни мороз не смогли помочь.
…А закат разгорался алым – буйством красок сверкало небо,
Ведь враги побитыми псами уходили в Вечную Ночь…

Беркана

- Ну зачем, Лесной Хозяин, ты пугать меня придумал?
Да ещё по кругу водишь от рассвета – от зари?
Не серчай, Лесной Хозяин, не наделаю я шума,
Я с подругою – берёзой подойду поговорить.

Не цепляй меня рогулькой, я увижу – отодвину,
Аккуратно, осторожно – как и делала всегда.
…Вот уже и взгляд колючий потеплел наполовину…
Ну, узнал, Лесной Хозяин? Вот и ладушки тогда.

Плачет белая берёза – у неё беда случилась,
Потому на зорьке ранней позвала меня сюда.
У неё осина рядом отнимает много силы,
А вот здесь, в моём ведёрке – видишь? – свежая вода.

…Ну, прощай, Лесной Хозяин! Снова встретишь – не прогонишь?
За грибы тебе спасибо! (поклонилась до земли),
За поляну земляники – ягод полные ладони.
А берёза прошептала: “Вам спасибо…сберегли!”

Эваз

После смерти родителей братья остались вдвоём,
Старший был очень хитрым и жадным, а младший – простак.
Всё к рукам прибрал старший – хозяйство, имущество, дом,
Выгнал брата на улицу: “Выжить сумеешь и так!”

Потянулись тяжёлые, серые, хмурые дни.
Где – наймётся стеречь, где пасти за нехитрую снедь
Да ночёвку в сарае на сене. Гони – не гони,
А служил он исправно, за что и старались жалеть.

Как-то раз у хозяйки одной ему видится сон,
Будто нужно ему на рассвете дойти до горы,
Что за несколько миль от селенья стоит испокон, -
И закончатся все его беды с той самой поры.

Он поверил в свой сон, и пошёл. Долгим был его путь,
И, устав, на поваленный столб он присел отдохнуть.
Вдруг ему показалось, что слышится цокот копыт.
Подскочил, удивившись. Себя ущипнул – нет, не спит!

Подошёл к нему, словно к хозяину, дивный скакун –
Золотая богатая грива вилась на ветру.
Понял вмиг человек – перед ним его истинный друг.
… И обратно в селенье влетели на полном скаку.

Простака с того самого часа совсем не узнать,
Стал он справным и ловким наездником, лучшим из всех,
Стал на скачках выигрывать, стали дела процветать -
Дивный конь подарил ему славу, богатство, успех…

Манназ

- Отчего ты печален, мой друг? Что стряслось, расскажи!
Может быть, я сумею помочь тебе в горе твоём?
- Не сумеешь. Нелёгкую штуку подкинула жизнь,
Я не знаю, что делать и как разобраться во всём.

- Погоди! Говорят, есть на свете один чародей.
Говорят, он силён, в его власти все страсти людей.
А ещё говорят, по единому слову его
Реки вспять начинают теченье. И нет никого,

Кто сравнился бы в мудрости с ним. Показать тебе путь?
- Покажи, если знаешь. Мне нечего больше терять.
- Что ж, ты этого сам захотел, так что не обессудь,
Если то, что узнаешь, не будешь способен принять.

Вот, смотри. В этом шаре увидишь ты то, что искал.
- Но я вижу своё отраженье, а вовсе не путь!
- Ты сейчас огорчён, твои мысли зажаты в тисках,
Отпусти их, потом попытаешься снова взглянуть.

- Но я снова своё отражение вижу. Постой,
Но сейчас уже в нём нет ни гнева, ни зла, ни тоски…
- Вот теперь ты способен одним лишь движеньем руки
Повернуть вспять теченье заботы твоей непростой,

Ты силён, в твоей власти все страсти твои и людей.
Если дальше заглянешь – увидишь и мудрость свою.
И не нужно искать чародеев в далёком краю,
Ведь для собственной жизни, поверь, ты и есть чародей.

Лагуз

Ну, здравствуй, наш гость, подойди, не беги стороной!
Послушай, о чём мы поём, мы займём лишь минуту.
Мы Девы Речные, рождённые быстрой Рекой
И Ливнем, напитанным запахом летнего утра.

Присядь, отдохни – видишь, камень лежит у воды?
На нём тебе будет удобно, исчезнет усталость,
Увидишь ты в грёзах чудесные наши сады,
Увидишь дворец – на земле уж таких не осталось.

Танцуйте, сестрицы, сплетайте узор водяной,
Проснись, Мать – Река! Пусть плывут по течению мысли,
Пусть видит, как катятся волны одна за другой,
Пусть видит звенящие радугой капельки - брызги.

Играйте, сестрицы, на струнах прозрачнейших струй,
Сплетайтесь, свивайтесь, встряхните волос водопады,
Наш чувственный танец и нежен, и страстен, и сладок.
…А может, сестрицы, подарим ему поцелуй?

Ингуз

“Я тебя проклинаю, ты век не забудешь меня!
Ты отныне пуста, никогда не сумеешь родить!
Будешь, срамница, знать, как чужих мужиков уводить,
Никогда твоё тело не сможет мужчину принять!”

Так соседка кляла молодую девчонку в сердцах –
Муж соседкин девчонке тяжёлые вёдра донёс.
Время шло, всё забылось, не носит уж девушка кос –
Взял её за себя славный парень с другого конца.

И живут они дружно, да нет у них долго детей…
Тихо плачет, боясь рассказать, молодая жена.
Только муж был не прост, правду прошлую смог он узнать.
“Ну, уж с этим-то сладим!” – сказал он любимой своей.

И повёл её в поле, где вольные спели хлеба,
В сад, где ветви сгибались под тяжестью зревших плодов,
А, вернувшись домой, наказал ей напечь пирогов:
“Против сил земли-матушки не устоит ворожба!”

…Год прошёл, и хозяйка другие уж песни поёт:
Прибавленья в семье ожидают к Цветению Лип,
Новый дом, попросторней, поставить друзья помогли,
Новоселье, родины – да мало ли будет забот!

Отила

“Ты вернулся, сынок, ты пришёл!” – слёз не прятала мать,
А отец молча, хмуро взглянул, крепко руку пожал.
“Ну, рассказывай, что повидал ты, по свету кружась?
От чего ты хотел убежать, что найти, что понять?”

“Много я повидал, много разного выпил вина,
Хлеба разного мне довелось не единожды есть,
А ушёл потому, что казалось постылым всё здесь –
Ни земля, ни вода, ни семья мне была не нужна.

Но, по свету бродя, я вдруг понял с печалью в душе:
Хлеб безвкусен, когда не тобою он, мама, печён,
И, отец… силы нет, что с твоим бы сравнилась плечом,
И не радует сердце наполненный златом кошель”.

За окошком виднелась цепочка следов на снегу –
К дому вёл этот след. Прямо вёл, не кружил, не петлял…
…Сын взглянул на отца, снял кошель и ему передал,
Обнял мать: “Можно мне чуть поближе подсесть к очагу?”

Дагаз

Жил в селенье одном Видга Смелый. С любимой женой
И двумя дочерьми. Но однажды случилась беда –
От болезни тяжёлой хозяйка ушла навсегда,
Долго плакало небо холодной осенней слезой.

Видга справным охотником слыл - равных в меткости нет,
В цель за много шагов попадала прямая стрела.
…Хотя старшая дочь уж два года в невестах была,
Младшей дочери было всего-то одиннадцать лет.

Но без женщины в доме несладко, и Видга решил
Взять вдову, что к нему уж мосты наводила давно.
Слово – делом, и вот она в доме. Всё ладно бы, но
Дочку младшую вдруг невзлюбила она от души.

И однажды, когда та кормила с руки лебедей,
Что слетались к ней каждое утро на берег пруда,
Закричала ей мачеха: “Пусть тебя примет вода!”
И столкнула её. И ушла, хоронясь от людей.

Только девочка не утонула. Коснувшись воды,
Лишь успела почувствовать, как вместо рук за спиной
Отрастают два белых крыла, и как шея дугой
Выгибается, длинная. Страха рассеялся дым…

…“Что ж ты, доченька! Милая, выгнал я злую жену,
Ну вернись, тебя больше никто не обидит, клянусь!”
“Нет, отец. Я другая теперь, и высок мой полёт!
Не зови меня вниз, меня Солнце и Небо зовёт!”